— Вы воспитывались в музыкальной семье, кто из родителей оказал на Вас большее влияние?
— Я не думаю, что могу выделить кого-то из них. Мне очень повезло, что и мама, и папа воспитывали во мне музыканта, но каждый делал это по-своему. Они и сейчас помогают мне. Мои родители очень разные, но они идеально дополняют друг друга.
Мама учила меня играть на фортепиано с четырёх лет. Мы садились за инструмент, она начинала играть что-нибудь, а я повторяла, что позволило мне развить слух и музыкальное чутьё. Папа же больше оказывал мне психологическую поддержку: давал советы, критиковал моё творчество. Он всегда был честен и открыт со мной. Но самое главное, что родители всегда поддерживали меня в те моменты, когда жизнь казалась слишком трудной.
— Они осознанно делали из Вас джазового музыканта?
— Честно говоря, до 13 лет я вообще не слышала слова «джаз», но начала импровизировать в самом начале своего обучения и старалась повторить те музыкальные элементы, которые звучали в моей голове, я слышала по радио, или играли мои родители. Так я создавала тот музыкальный словарь, которым пользуюсь по сей день.
До сих пор с наслаждением вспоминаю то время, то удовольствие, которое я получала в детстве от занятий. Для меня никогда не существовало границ между классической музыкой и джазом — только звук и те чувства, и это желание танцевать, которые вызывала во мне музыка, имели значение.
Так что могу сказать, что играла джаз всю свою жизнь, порой даже не осознавая этого.
— Вы много времени уделяете классической музыке?
— До недавнего времени я довольно много играла классику. У меня было чувство, что я обязана сохранить эту двойственность своей музыки. Очень редко можно встретить человека, который бы неразрывно сочетал с самого начала классическую музыку с джазом.
Два года назад я стала уделять ей меньше внимания. Я вижу множество превосходных классических пианистов, которые посвящают свою жизнь лишь классической музыке, интерпретации произведений, написанных не ими. На определённом этапе жизни мне пришлось признаться себе, что сочинение и импровизация для меня важнее, чем интерпретация, поэтому сейчас я почти не играю классическую музыку и лишь иногда делаю новые аранжировки. Но отказаться полностью от неё не могу, ведь я получаю огромное удовольствие, когда слышу классические произведения.
— Какая музыка в Вашем плеере?
— Её там очень много. Это Стиви Уандер, Beatles, Карлос Сантана, Prince, Бил Эванс, Эрика Баду, Стенли Кларк, Ширли Хорн, Чик Кориа, Джими Хендрикс, Led Zeppelin.
Такие музыканты как Ширли Хорн или Бил Эванс всегда привлекали меня своим лиризмом, а исполнители замыкающие список покорили меня своим мощным звуком и грувом. Честно говоря, меня не покидает ощущение, что я не знаю множества джазовых альбомов, которые должен знать каждый фанат, просто я не хочу ограничивать себя, постоянно слушая одну и ту же музыку.
— Согласны ли Вы, что стать настоящим джазменом можно только в Нью-Йорке?
— Для меня «джаз» — это, в первую очередь, любознательность или готовность импровизировать, но нельзя недооценивать значение атмосферы, царящей в Нью-Йорке. Это беспощадный город с огромными культурными, социальными различиями, но именно здесь можно понять, кто ты есть и чем тебе следует заниматься, ведь, чтобы выжить здесь, тебе придётся определиться и принять решение. Нью-Йорк экономит ваше время, если можно так сказать: здесь человек развивается очень быстро, ему приходится подстраиваться под ритм города.
Ещё в Нью-Йорке живут уникальные люди. Только посмотрите на них, как они раскрепощены, как они двигаются, сколько в них энергии. Мне кажется, это тоже оказывает сильное влияние на творчество. Поэтому да, музыканту стоит приехать сюда и попробовать свои силы.
— Сложно ли было Вам, маленькой хрупкой девушке, найти своё место на джазовой сцене Нью-Йорка?
— Я бы разделила свой нью-йоркский опыт на две части. Первая — это 2008 год, когда я училась там, была очень занятым студентом. Нас заставляли работать по-настоящему: когда сидишь в аудитории с 30 голодными до знаний и успеха студентами со всех уголков мира, это очень сильно мотивирует. Учёба выжимала все соки.
Несколько лет спустя я снова вернулась в Нью-Йорк, чтобы попробовать свои силы в роли музыканта. Сначала принимала участие в многочисленных джем-сейшенах, много общалась с разными исполнителями и так далее. Это был совершенно новый опыт.
Конечно, для маленькой хрупкой девушки здесь очень много препятствий, но главное — зарекомендовать себя хорошим музыкантом, тогда все вопросы отпадут, предубеждения будут развеяны и всё получится. Как только я начинала играть или давала послушать свои записи, моё мастерство признавали. Благодаря этому я завела множество полезных знакомств.
— Расскажите о сотрудничестве с Бобби Макферрином.
— Всё началось с того, что я получила звонок с предложением о работе: Бобби Макферрин нуждался в пианисте. Я согласилась. Он проводил мастер-класс для четырёх студентов, и я стала его аккомпаниатором. Всё прошло отлично, и я подумала, что меня пригласят участвовать в его сольном концерте, который был запланирован на этот вечер, но оказалось, что он собирается играть совершенно другую программу и я была не нужна. Однако Бобби пригласил меня сыграть с ним дуэтом, но мы не обсуждали, что будем исполнять, а лишь договорились о том, что он пригласит меня на сцену.
И вот он вызывает меня на сцену, мы начинаем импровизировать — я на рояле, Бобби — голосом. Тут он садится рядом и начинает играть несколько нот, потом всё больше и больше. Не знаю почему, но я начала подпевать. Рядом с Бобби я почувствовала себя настолько уверенно, что дала полную свободу своей импровизации, играла и пела всё то, что приходило мне в голову. В итоге наше выступление превратилось в двойной дуэт, где мы оба пели и играли на рояле. Аудитория была просто в восторге.
Мне очень повезло, что я смогла выступить с такой легендой. Знаете, удача очень важна и в музыке: можно заниматься сутками, владеть невероятной техникой, но остаться неизвестным, незамеченным, а можно получить звонок, который определит твою дальнейшую судьбу, выведет на вершину успеха.
— Вы пишите песни на двух языках: немецком и английском. Согласны ли Вы с утверждением, что немецкий грубый язык?
— Я начала писать песни, когда мне было около 14 лет, и с тех пор я всё время пишу и на немецком, и на английском языках. В 2011 году выпустила альбом Poesiealbum, где все песни написаны на немецком.
Немецкий — хороший язык и может звучать очень красиво и в своём роде уникально. Я не согласна с клише, что он грубый. Когда пишу на нём, появляются совсем иные мысли, нежели когда я использую английский. Логика немецкого языка заставляет смотреть на вещи под совершенно иным углом. Я бы сказала, что разговаривать или использовать разные языки — это как ходить в разной обуви. Конечно, в результате вы придёте в одну точку, но походка на каблуках и в кроссовках будет различаться.
— С кем из музыкантов, когда-либо живших на Земле, Вы хотели бы сыграть?
— Сложный вопрос… Назову того, кто первым пришёл мне на ум: это Бил Эванс. Мне было бы интересно посмотреть, насколько гармонично может сочетаться наше музыкальное мышление — мой звук и его, и, конечно же, было бы просто приятно встретиться и пообщаться с кумиром.